Морально-этическая ответственность субъекта управления

Оставим здесь вопрос автора без обсуждения, хотя, может быть, в действительности именно эта прагматическая причина способствовала принятию указанного решения. Подчеркнем здесь другое - публичное обоснование этого решения апеллирует именно к этической ответственности бизнеса за свои действия. А это уже фиксирует определенный сдвиг в массовом отношении к этой проблеме.

Таким образом, мы можем констатировать, что вне зависимости от того, хотят они того или нет, менеджеры (корпорации) должны нести моральную ответственность не только с позиции "пользы", "целерациональности", т.е. с позиций утилитарной этики, но и с позиции "блага", что характерно для аристотелевской этической традиции, которая предполагает, что реализуя свой собственный экзистенциальный проект, индивид соотносит его и подчиняет некоторому более широкому социальному проекту. В настоящее время менеджеры несут моральную ответственность за поддержание социальной динамики, свойственной демократической форме управления.

Перейдем теперь к понятию моральной ответственности, основанной на принципах кантовской этики, послужившей фундаментом для деонтологического подхода в этике. Деонтологический подход придает понятию долга первостепенное значение. И хотя широкий деонтологический подход, представленный таким философом, как Кант, не отделяет понятие долга от связанных с ним последствий, но вместе с тем, "чисто" деонтологические учения оставляют "разрыв" между долгом (деонтологическим обязательством) и его последствиями. С точки зрения деонтологического подхода, ростовщическая деятельность рассматривается как нарушение нормы полагать другое человеческое существо как высшую ценность. Деонтологический подход служит основой для признания этой деятельности морально неприемлемой.

С самого начала рассмотрение морали было включено в рассмотрение противоположностей "свобода" и "необходимость". С этим связано и существование трех фундаментальных концепций закона: естественный, моральный и гражданский. Кант рассматривал волю как практическую причину. Он разделял моральный закон свободы и естественный закон необходимости. Для Канта "вменение в вину" отделяет человека от вещи: человек может совершать поступки и ему может быть вменено за это в вину, в то время как вещи невозможно вменить в вину за какое-то действие. "Вменение в вину, в моральном смысле, есть право, при помощи которого любой может требовать свободы действия, которое затем может расцениваться как моральное действие, поскольку он подчинен закону".

Можно согласиться, например, с Хабермасом, который считает, что собственно моральная позиция, в отличие от прагматической и этической, характеризуется именно тем, что при разрешении вопроса "Что я должен делать?" индивид меняет свою эгоцентрическую позицию и начинает соотносится с интересами других людей, пытаясь беспристрастно разрешить возможные конфликты.

С прагматической точки зрения ростовщическая деятельность может быть оценена лишь с точки зрения ее возможного успеха. С этической точки зрения она может быть оценена исходя из того, что каждый следует своим собственным интересам и подобная деятельность играет важную роль в обществе. С моральной точки зрения вопрос состоит в том, могли бы все люди захотеть, чтобы каждый в аналогичном положении давал бы деньги в рост.

Моральные заповеди значимы вне зависимости от того, в силах или не в силах их адресат выполнить то, что считается правильным. Претензия на значимость, связанная с моральными положениями, имеет обязывающую силу. Долг, согласно кантовской терминологии, есть аффекция воли через претензию моральных заповедей на значимость. И то, что основания, подкрепляющие такую претензию на значимость, не остаются бездействующими, явствует из угрызений совести. Чувство вины - доступнейший индикатор измены долгу.